Древний мир героев и богов

Объявление

Эта история далеких веков, забытых цивилизаций и древних народов. Мир, полный приключений и опасностей. Жестокие войны и восстания, великие правители и завоеватели, легенды и мифы, любовь и ненависть, дружба и предательство... Здесь обыкновенный смертный, со всеми своими слабостями и недостатками, способен на захватывающий дух героизм, на благородство и самопожертвование, которые неведомы ни богам, ни другим живым существам. Это история беспримерного мужества, почти самоубийственной отваги, это история, где нет пределов достижимого...
Древний мир героев и богов
Древний мир героев и богов

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Древний мир героев и богов » Альтернативная реальность » Александрийские каникулы


Александрийские каникулы

Сообщений 1 страница 20 из 25

1


Действующие лица: Марк Антоний, Зена
Место действия: Египет, 42 гг до н.э. После событий этого эпизода
События:

Предатели повержены, Клеопатра и Цезарь отмщены. По случаю этого события герои устраивают себе небольшие каникулы в городе, полном чудес.

+2

2

Марк Антоний и не надеялся пережить эту ночь. Когда Кассий вонзил клинок ему в горло, он был уверен, что так и умрет там, на стремительно пропитывающемся кровью песке. Но нет. Когда солнце вновь поднялось над миром, он все еще был жив.
О том, что происходило дальше представление у него было смутное. Последующие часы и дни слились в одну тягостную темную полосу. Каждый раз, выныривая из темноты беспамятства, он звал Зену, только ее одну, раз за разом повторяя ее имя как заклинание или молитву, но голос подводил, и с губ срывался лишь бессвязный шепот и хрип. А потом темнота наконец отступила, и в голове прояснилось. Силы возвращались медленно, каждое движение, каждый шаг требовали чудовищных усилий, но смерть уже разжала свои когти и выпустила его из своих объятий.
Вот только голос к нему так и не вернулся, и даже тихий шепот давался с трудом.
Старик-египтянин — придворный целитель, буквально вытащивший его из царства Аида, — обещал, что голос восстановится со временем, но когда он спросил его о сроках лишь беспомощно развел руками и посоветовал принести жертвы богам. Антоний без колебаний принес бы в жертву даже самого целителя, если бы считал, что от этого будет толк, но верить в это всерьез не получалось. Оставалось только ждать и надеяться, что старик не ошибся в своем прогнозе.
Без голоса Антоний был бессилен, и это приводило его в состояние тихого бешенства. Он не мог командовать. Он не мог вести за собой солдат. Он даже просто поговорить со своими людьми не мог! И вместо того, чтобы действовать, он торчит здесь, в Александрии, и день за днем пишет бесконечные письма, потому что единственное, что он сейчас может сделать — это довериться пергаменту и Сексту, клявшегося, что передаст все, что он напишет, слово в слово, сенату и народу Рима.
Незачем тебе сейчас возвращаться. Предоставь сенат мне. Я стану твоим голосом в Риме и заставлю их тебя услышать. Просто доверься мне, хорошо? Я справлюсь.
Доверился ему Антоний с тяжелым сердцем. Он знал, что битва, которая ждет Секста по возвращении домой, будет гораздо сложнее, чем все, через что они уже прошли, и что одержать в ней вверх будет очень и очень нелегко. Он сам в свое время в похожих обстоятельствах победить не смог. Но Секст — не он. Он лучше, он умнее чем он сам был в его годы, он более сдержан и хладнокровен. И у него в руках флот. Возможно, Секст и впрямь сумеет добиться успеха там, где он сам когда-то потерпел поражение. Он должен в него верить. Он должен дать ему возможность хотя бы попытаться.
Но он не может просто сидеть и ждать неизвестно чего! Легионы должны вернуться в Сирию, к границе, и как можно скорее.
Не сходи с ума! На границе сейчас спокойно. До Антиохии по морю — всего шесть дней пути, а у Египта достаточно кораблей чтобы помочь с переброской войск. И они помогут, но чуть позже. Многие корабли нуждаются в ремонте после битвы, привести их в порядок займет время. Или ты собираешься топать пешком через пустыню по самой жаре? Такой переход займет не меньше месяца, а то и все полтора. Не думаешь о себе, так хоть солдат пожалей, они не виноваты, что тебе не сидится на месте. Подожди, пока корабли будут готовы выйти в море, пока я вернусь в Рим, а ты сам придешь в себя и сможешь нормально говорить. Сирия подождет.
Секст был прав. И хотя Антоний понимал это разумом, на сердце все равно было неспокойно. Вот только ничего поделать с этим прямо сейчас он все равно не мог и постарался выбросить тревожные мысли из головы. Бессмысленно беспокоиться о том, что все равно сейчас не в его власти. Всему свое время. Время сражаться. Время умирать. Время жить. Просто жить, любить и радоваться каждому новому дню, подаренному им судьбой.

+1

3

Ту ночь надолго запомнит Александрия Египетская. Потушенные огни побережья ("по приказу самой царицы и римского генерала!"), ложный маяк, приманивший корабли Лонгина на мель, римский флот и флот Клеопатры, зажавшие неприятеля в кольцо и разбившие наголову уцелевших после крушения... Зена бы не удивилась, расскажи ей кто о напуганных египтянах, с криками высыпавших на набережную и, несмотря на страх, занявших удобные точки обзора, - ведь прямо на их глазах вершилась история. Не каждый день увидишь битву на море, сравнимую по количеству огня и грохота с титаномахией! И не каждый день враги сами приплывают в руки, как получилось с Брутом и Кассием. Но на том благоволение Фортуны Антонию и Зене закончилось: вступив в поединок с Брутом, воительница отдала Лонгина Марку, и это было величайшей ошибкой, едва не стоившей последнему жизни. Если бы она скрестила мечи с Кассием, если бы оказалась ближе к любимому, чтобы успеть отразить подлый удар, если бы уговорила его отправиться к Сексту, как он и хотел!.. - тысяча "если" приходила на ум воительнице, проводившей бессонные ночи у постели раненого Антония. События мелькали перед глазами как в замедленной съемке: вот Марк обезоруживает Лонгина; тот, захватив песок в горсть, швыряет противнику в лицо, после чего делает подсечку... В момент падения Антония Зена отцепила от пояса шакрам и, не успев толком прицелиться, метнула в предателя, но опоздала: кинжал уже нашел свою жертву. Шакрам чиркнул по предплечью Лонгина, оставив глубокий порез, стукнулся о скалу и помчался обратно. Отработанным движением воительница поймала кольцо. Тяжелым ударом рубанула Брута по груди, затем оттолкнувшись от берегового камня, сделала прыжок, сокращая расстояние до Антония. Кровь била из пораженной вены римлянина, и карие глаза, подарившие Королеве Воинов счастье быть любимой, стремительно закрывались.
- Зена... - еле слышно шептал он, уже погружаясь в темноту.
- Нет-нет-нет, Антоний, НЕ СМЕЙ! Не умирай, пожалуйста, - из уголков глаз заструились слезы, но женщина их даже не заметила, лихорадочно соображая, что можно сделать. Решение созрело за секунду: двумя одновременными нажатиями на шею Марка она перекрыла кровотечение и предупредила попадание воздуха в вену. Побочным эффектом такого метода было возможное внутреннее кровоизлияние или поврежденная трахея, зато Антоний мог протянуть еще немного. К ним уже бежал сопровождавший Зену отряд - передав солдатам Антония (как только она ослабила зажим, те сразу же начали накладывать тугую повязку), Королева Воинов вернулась к Лонгину и еще живому, но раненому Бруту. Участь предателей была незавидной: разъяренная Зена сполна отомстила им за Цезаря, Клеопатру и Антония, оправдывая давние - и весьма правдивые - слухи о жестокости Завоевателя.

Пока Антония мчали во дворец к придворному лекарю, предстояло сделать еще немало. Стараясь не думать о произошедшем, Зена до самого полудня руководила вылавливанием и распределением пленных, подсчитывала потери, отправляла отряды очищать Большую гавань от остатков сгоревших кораблей - словом, приводила побережье в порядок. Известие о смерти Кассия Лонгина и Марка Брута вынудило сражавшихся за них сдаться (объединенный флот Рима и Египта одним своим видом внушал страх, а пожар и неразбериха это впечатление усиливали), но погибло с обеих сторон прилично. Тогда же Зена встретилась с Секстом, чрезвычайно удивившимся доспехам и ксифосу: он помнил воительницу в парике Клеопатры и плаще Антония - на корабле, куда доставили ковер с "сюрпризом".
Когда с насущными делами было покончено, Зена вернулась во дворец, осознавая, что нашла бы еще сотню задач, лишь бы отдалить приговор на максимально возможный срок. В сердце теплилась тень надежды, слишком слабая, чтобы в нее верить - женщина столько раз собственными руками закрывала глаза дорогим людям, что не хватит пальцев сосчитать, - но - хвала всем существующим бессмертным! - Антоний был жив. В очень тяжелом состоянии, но - жив. Лекарь сотворил чудо, вернув Марка с того света, однако без последствий не обошлось: акупунктурный зажим повредил трахею, и Антоний мог остаться без голоса на долгие годы, хоть египтянин и клялся, что видел подобные случаи - все они заканчивались хорошо. Зену это тяготило, но то был единственный шанс сберечь жизнь Антония. И Королева Воинов была готова встретиться с недовольством, когда сознание вернется к нему.
Это случилось через неделю: лихорадка отступила, римлянин слегка приоткрыл глаза. Обвел невидящим взглядом комнату и снова провалился в забытье, но с того момента стал идти на поправку. Каждую свободную минуту Зена проводила у постели Марка, меняла ему повязку, рассказывала последние новости. В смерти Клеопатры признали виновным Брута; с помощью Секста и Арсинои, сестры почившей царицы и первой претендентки на трон, удалось представить ситуацию в выгодном для Рима свете, благодаря чему союз Республики и земли фараонов не был расторгнут. Сейчас весь Египет готовился к торжественным похоронам, за которыми должна была следовать коронация. Тут и там за стенами дворца слышались плач, крики, вперемешку с радостными возгласами: дочь Птолемея любили, но теперь она присоединилась к богам и могла покровительствовать своему народу вечно. В общем, Александрия возвращалась к привычному укладу, что означало: героям недавнего сражения можно отойти в сторону и заняться собственными проблемами.
Обнаружив потерю голоса, Антоний рассердился. Он рассчитывал вернуться в Рим, но в таком состоянии сделать этого не мог. Секст убеждал, что уладит вопрос с сенатом - Марку ничего не оставалось, как, скрепя сердце, ему довериться. Переброс сирийского легиона обратно на границу тоже откладывался, и выходило, что другу и сподвижнику Цезаря ничего не оставалось, как отдыхать да поправлять здоровье, что для деятельной натуры - то еще испытание.
Зена шла к Антонию, когда столкнулась на лестнице с Секстом. Поприветствовав друг друга, они разошлись: Секст - готовиться к возвращению в Рим, воительница - проведать своего мужчину.
- Как ты сегодня, Марк? Нет улучшений? - она поцеловала его в щеку и по привычке проверила свежий шрам. Повязку римлянин уже не носил. - Нас зовут на церемонию погребения. В программе: морской тур по священным местам на ладье с саркофагом, ритуальные красные быки, осмотр пирамиды с заходом внутрь. Ну и по традиции: жертвоприношения, песнопения, пиршество - всё, как здесь любят. Поедешь? - чем не туристический маршрут для влюбленных?

+1

4

Секст ушел, и дверь бесшумно захлопнулась у него за спиной. Этот его визит был последним; Секст отбывал в Рим и собирался выйти в море с вечерним приливом. Завтра утром он будет уже далеко от этих берегов.
Антоний подошел к окну, тяжело оперся на подоконник. Окно выходило в какой-то тихий уголок дворцового сада, так что перед глазами было лишь море зелени — бесчисленные деревья и кусты, и прочие растения, собранные со всего мира и заботливо пересаженные в тщательно удобренную мягкую черную почву. Шум и суета, царившие эти дни в городе и во дворце, здесь были неслышны, так что вся суматоха, связанная с послевоенными хлопотами и возвращением новой царицы, проходила мимо него. О происходящем снаружи, вне стен этой комнаты, Антоний знал лишь по докладам Секста и рассказам Зены, и до сих пор это его вполне устраивало.

Первые дни, только очнувшись, он был слишком слаб и не хотел, чтобы кто-то еще видел его таким. Потом, немного окрепнув, он был слишком занят. Зная, что до отъезда Секста времени совсем немного, Антоний торопился закончить письма, и работа над ними занимала практически все его время и внимание. Наверное, за эти дни он извел больше чернил и пергамента, чем за всю свою жизнь… Бесчисленные обращения к сенату и народу, письма бывшим друзьям и бывшим союзникам, всем, кого он сумел вспомнить, всем, кто хоть чем-то был ему обязан, всем, кто сможет, если захочет, теперь ему помочь. Сексту понадобится поддержка в Риме. Надеяться, что его собственного влияния и связей будет достаточно, чтобы заставить сенат к нему прислушаться, было бы слишком наивно. Антоний наивным не был. Но он очень надеялся, что сможет помочь Сексту хотя бы так — бросив на чашу весов эти письма, обращенные к людям, которые его знают и помнят, и, возможно, все же захотят ему теперь помочь…

Антоний отдал ему все, что успел написать. Запечатывать письма он не стал; скрывать ему было нечего. Секст должен знать, что в этих бумагах, в пути у него будет достаточно времени чтобы все прочитать, обдумать и решить, как лучше всем этим распорядиться. Он запечатал воском только два последних свитка.

Это личное, — пояснил он. — Вот это, — он отдал Сексту первый свиток, — отдай в храм Весты на хранение, пусть ждет своего часа. А это… — он заколебался, рука чуть дрогнула, но потом он все же протянул ему и второй свиток, — если будет возможность, отправь моему брату в Испанию. Ну или просто сожги!

Последнее письмо оказалось самым трудным. Антоний брался за него несколько раз, начинал писать, сбивался, судорожно комкал тонкий пергамент и скармливал его огню, начинал сначала, потом перечитывал и снова сжигал… Дописал он его только сейчас, незадолго до прихода Секста, и перечитывать больше не рискнул. Возможно, если бы Секст пришел на несколько минут позже, он бы сжег и этот, последний вариант, так и не решившись отправить его адресату… 
 
Секст все правильно понял и не стал ничего говорить. Он просто взял его письма и ушел, крепко пожав его руку на прощание.
Погрузившись в свои мысли, Антоний не услышал, как вскоре дверь снова отворилась. И только когда за спиной раздался шелест легких шагов, и теплые женские ладони скользнули по плечам, осторожно коснулись шеи, а любимый голос прозвучал прямо над ухом, он обернулся, обнял Зену за талию, привлек к себе. Слабо улыбнулся, пожал плечами, — что он мог ей сказать? Одно то, что он вопреки всему жив, само по себе чудо.

Поеду, — кивнул он, внезапно осознав, что задыхается здесь, что ему до смерти надоели эти стены, эта комната, это отчасти вынужденное, отчасти добровольное затворничество. Он не может и не будет больше прятаться здесь от всего мира, ведь никаких причин на то на самом деле нет. С письмами он закончил. Ноги худо-бедно держат. И хотя нормально говорить он пока не может и неизвестно когда сможет, это не должно его останавливать. Пусть все видят, что он жив и не собирается сдаваться. А голос вернется. Обязательно. 

С тобой, Зена, я поеду даже на край света.

+1

5

Хоть Антоний и имел полное право злиться, ибо волею воительницы он лишился голоса, а следовательно - возможности лично поговорить с сенатом, привести аргументы в пользу своих действий и гордо презентовать сохраненный с Египтом мирный договор, Зена радовалась, что его отношение осталось прежним. Она, правда, хотела как лучше, и в ту минуту думала лишь о том, чтобы продлить драгоценные секунды жизни. Возможно, Антоний и продержался бы - он был крепок телом и силен духом - но, возможно, и нет. Это в подземном царстве Анубиса перо может перевесить сердце, а в мире надземном одно благое намерение смертельную рану не исцелит, даже чаши весов не сравняет... Была еще одна причина чувствовать вину: теперь, когда Марк потерял голос, разлука отодвинулась на неопределенный срок. Зена с самого начала понимала: их пути однажды разойдутся, ведь у Антония был Рим и карьера политика, государственные проблемы, сын, в конце концов. А ее отношения с Вечным городом едва ли можно назвать дружескими, да и не сумеет она воевать за чужую родину. Вынужденная отсрочка поднимала настроение - влюбленной женщине хотелось провести как можно больше времени с Марком - и за это было стыдно.
Пока полководец писал письма друзьям и союзникам, Зена тоже черканула пару строк подруге на Китиру. Рассказала о поимке убийцы и сообщила, что задержится в Египте на коронацию Арсинои - то есть, еще на неделю-другую. Письмо наверняка уже добралось до Габриэль, но ответ еще не пришел. "Надеюсь, она не захочет побывать на коронации", - потому что тогда придется знакомить ее с Антонием. Не то чтобы Зена ревновала (самую малость!), но признаваться в том, что черствое (для окружающих) сердце воина дрогнуло, значило услышать торжествующее "Я же говорила!".
Теплая ладонь Марка легла на талию и притянула к себе. Он был согласен ехать - похоже, мраморная гробница для живых фараонов надоела ему не меньше, чем Зене. На гречанку давили стены, она плохо спала и скучала по простору. Бесшумные смуглокожие слуги нервировали, возникая из ниоткуда, а от благовоний постоянно стучало в висках. В Египет пришла жара - Зена сменила кожаное платье на льняное, доспехи даже не доставала, боясь обжечься о них, но на улицу все равно можно было выходить только вечером. К несчастью, комары и москиты думали так же - убивая по двадцать-тридцать штук за прогулку, воительница тихо бесилась. Не факт, что на круизной ладье их меньше, но хотя бы - небо над головой вместо тяжеловесной крыши, за него женщина готова была многое отдать.
- А что там, на краю, как думаешь? И есть ли он? - обнявшись, воины смотрели в окно, под которым расстилались знаменитые сады Клеопатры. - Помнишь инжир? - шепнула Зена на ухо Антонию, слегка прикусывая мочку. - Тот самый, что ты предложил разделить царице пополам? - во время их первого поцелуя гречанка уже почувствовала, что пропала, последующие события лишь подтвердили осознаваемое сердцем. - Я люблю тебя, Марк. Ты - благословение свыше, посланное мне, и за это я готова поблагодарить богов. Один раз, - она хмыкнула. - А второй - за то что сохранили тебе жизнь - там, на берегу, - теперь ее голос звучал серьезно. - Я не успела выбить кинжал, шакрам дал осечку... Запускала его уже сотни раз - и так глупо промахнулась! Прости меня. И за это, - Зена легонько коснулась шеи мужчины, - тоже.

N.B.

Ты всё пропустил и не видел, как летает мое чудо-кольцо. Но если попросишь, я повторю трюк)

+1

6

Не имею ни малейшего представления... Но мне сейчас пришло в голову, что мы вполне можем выяснить это. Это будем совсем несложно, мы просто одолжим у новой царицы после коронации один из ее кораблей и пойдем вверх по Нилу вдвоем, только ты и я. Мы оставим позади Мемфис, пройдем мимо Гермополя, Фив и прочих городов, все дальше и дальше на юг, к истокам великой реки, питающей весь Египет... Думаю, где-то там, в самом конце пути мы и найдем край света, альфу и омегу, начало и конец. Как думаешь? Или это я глупости говорю?

Антоний негромко рассмеялся. Может собственный голос эти дни и казался ему чужим, непривычно тихим, искаженным и хриплым, но смех вышел почти прежним, теплым и бархатистым. Кажется, он и смеялся-то по настоящему впервые за все это время. И хотя в глубине души он знал, что вряд ли они с Зеной смогут воплотить в жизнь эту придуманную на ходу мечту, но та ее часть, что касалась путешествия по Нилу до Мемфиса, древней столицы этих земель, где будут проведены и обряд прощания, и коронация новой царицы, вполе реальна и исполнима. И мысль об этом наполняла сердце радостью и предвкушению. Как бы ни звал его долг, как бы ни раздражали все вынужденные задержки и препоны, Антоний не мог не признать: эта выпавшая им возможность взять паузу и провести время вместе, вдвоем, отложить хоть немного предстоящую разлуку, была бесценна. Они заслужили эту передышку. Они заслужили немного простого человеческого счастья.

Надеюсь только, что мы не обнаружим, что Нил берет свое начало из Коцита или Ахерона. Не хотелось бы случайно оказаться в царстве Аида после того как я уже побывал там одной ногой. Мне там не понравилось.

Улыбка Антония погасла, взгляд стал серьезным, изучающим. По правде говоря мысль, что Зена может винить в произошедшем себя, ему даже не приходила в голову. Конечно, он не мог не замечать, что она хоть и регулярно навещала его эти дни, но никогда не задерживалась рядом надолго, — так надолго, как ему бы этого хотелось, — но списывал это на ее занятость и озабоченность делами Египта, свалившимися ей на плечи после битвы, и даже немного ревновал и злился, что вся эта суета для нее важнее него, а потом, поймав себя на подобных мыслях, еще больше злился на самого себя, понимая, что глупо вот так обижаться, и что на месте Зены он бы и сам в такой момент в первую очередь занимался бы делами, не терпящими отлагательства, а не сидел бы у чужой постели...

Зато теперь с делами покончено. Они оба сделали все, что от них зависело и даже сверх того, и теперь могут позволить себе ненадолго отвлечься от всех забот. И хорошо, что Зена первая решилась заговорить о том, что все это время камнем лежало у нее на сердце, потому что сам он в жизни бы не догадался, что именно ее так гнетет.

Брось. Я не стану благодарить богов за то, что они сохранили мне жизнь. Я благодарю тебя. Если бы не ты, я бы сейчас общался с Хароном. Что же касается Кассия... Если здесь кто и был виноват, то только я сам. Это я был неосторожен. Знал, что он из себя представляет, но все равно подпустил его слишком близко и позволил застать себя врасплох. Так получилось. Все произошло так быстро, что... Впрочем, это уже неважно. Я рад, что и он, и Брут мертвы, пусть даже они оба пали не от моей руки. А мы с тобой живы. И я не собираюсь тратить время на бесплодные сожаления...

Его губы легко нашли губы Зены, накрыли нежным поцелуем, пальцы скользнули по ее обнаженным рукам, плечам, на ощупь нашли завязки легкого платья.

Я тоже тебя люблю. И, знаешь, я совсем не помню вкус того инжира, я почувствовал тогда только вкус твоих губ. 

PS:

а попробовать запустить его дашь?) а если я очень-очень попрошу?)

Отредактировано Marc Anthony (2023-09-10 22:05:35)

+1

7

– Где находится край света?
– Там, где начинается тень.

В шутку или всерьез Антоний предложил поплыть к краю света, и от мысли о таком деянии захватывало дух. Греческий мир кончался за Геркулесовыми столбами, двумя островерхими скалами по бокам пролива, ведущего в Великий Океан, где завершает свой путь ладья сокологолового бога Ра. За этой последней вехой цивилизации вода смыкалась с небом на линии горизонта, и далее не было ничего. Так считали мореплаватели, предпочитая направлять суда проверенным маршрутом на восток - родину пряностей и шелка. Неизведанные территории к югу от Александрии считались еще одним краем света: выжженные равнины, ядовитые создания в хитиновых панцирях и песчаные вихри словно охраняли вход в обитель древнего, забытого столетия назад бога, создавшего и мир, и хаос вокруг него. Если там и существовала жизнь, то точно не похожая на привычную воинам. Море или песок? Край западный или край южный?..
- Это станет чудесным плаванием, - Зена улыбнулась, слушая мягкий смех Антония. - Всегда хотела узнать, что находится за пустыней.
— Надеюсь только, что мы не обнаружим, что Нил берет свое начало из Коцита или Ахерона, - добавил он. - Не хотелось бы случайно оказаться в царстве Аида после того, как я уже побывал там одной ногой. Мне там не понравилось.
- Мне тоже, - Королева Воинов не только спускалась туда за друзьями, но и оказывалась в Тартаре по весьма прозаическим причинам. - Подозреваю, мое везение себя исчерпало, и следующая встреча с Аидом точно окажется последней, - о чем бог загробного мира недвусмысленно заявил Зене, когда она "гостила" там в последний раз - спасибо Бруту. - Так что, может, на запад, в Океан? - за веселыми искрами в голубых глазах скрывалась мечта пройти отпущенные годы бок о бок - и не важно, по морю или по суше, не важно, до какого из краев света. Главное - сделать это вместе.
- Я не стану благодарить богов за то, что они сохранили мне жизнь. Я благодарю тебя, - кажется, Марк не ожидал, что беседа примет такое направление, а потому тщательно подбирал слова.
- Заслуги придворного лекаря здесь больше, - покачала головой Зена. - Я ведь добралась до дворца спустя несколько часов после тебя, а на берегу мне даже нечем было перевязать рану..., - не песок же в нее закладывать.
- Если бы не ты, я бы сейчас общался с Хароном, - твердо возразил Антоний, и  гречанка, не противореча, поцеловала его в плечо. - Я рад, что и он, - имея в виду Кассия, проговорил он, - и Брут мертвы, пусть даже они оба пали не от моей руки. Мы с тобой живы. И я не собираюсь тратить время на бесплодные сожаления..., - Марк потянулся к Зене, и она с удовольствием ответила на поцелуй. Не так много времени им удалось провести наедине - со всеми дворцовыми хлопотами, выздоровлением Антония, письмами и встречами - но сейчас появилась возможность его наверстать.
- Мы можем позвать слуг, и нам принесут целую вазу инжира. Хочешь? - мурлыкнула Зена, снова приникая к губам Марка. - И, боги всевышние, я же так и не рассказала тебе о растениях в саду! - зря она учила названия, что ли?!

+1

8

Запад — звучит очень заманчиво, но путь к Океану будет нелегок. Нам придется пройти между Геркулесовых Столбов, что само по себе подвиг, и если нам это удастся, то может быть мы найдем путь в легендарный сад Гесперид, или даже в таинственную Атлантиду. Как думаешь, у нас получится? Или нас и там будут ждать врата в царство Аида? Тогда, пожалуй, не стоит лишний раз испытывать его терпение, тем более, что мы оба уже успели изрядно им злоупотребить...

Слова Зены о ее собственном знакомстве со смертью не вызвали у него удивления. Путь воина опасен. И каждый раз, поднимая меч и вступая в схватку, нужно помнить о том, что истинный противник — Смерть, — всегда стоит за спиной и ждет подходящего случая, о чем, признаться, он сам последнее время начал забывать.

В конце-концов, разве нам так плохо здесь и сейчас?

Нежные поцелуи и объятья, горячее дыхание, обжигающее шею, лучащиеся искренним и пылким чувством синие глаза, в которых он утонул в тот самый миг, когда впервые встретился взглядом с этой удивительной женщиной, так непохожей ни на одну их тех, с кем сводила его жизнь... Эти мгновения, здесь и сейчас, были бесценным даром небес, еще более драгоценным из-за их мимолетности и цены, которую пришлось за них заплатить. И Антоний не в состоянии сейчас всерьез думать о будущем, не сейчас, когда Зена так близко, что от этой близости голова идет кругом, и мысли разбегаются, и остается только вкус поцелуев на губах, — куда там какому-то инжиру, каким бы спелым и сладким он ни был, у него не будет ни малейшего шанса, его вкус неизбежно померкнет и канет в Лету от такого сравнения. Антоний знает это наперед и не собирается проверять на практике. Зачем, когда каждый поцелуй, каждое прикосновение заставляет сердце ускорять свой бег, а пальцы как по собственной воле ласкают тело женщины, любовь которой ему посчастливилось завоевать, сминают легкую ткань ее платья — преграду столь тонкую и несерьезную, что она почти незаметна, — гладят нежную гладкую кожу, перебирают мягкие пряди темных волос, водопадом падающие ей на плечи. И остается только шелест тонкой ткани и жаркий шепот, поцелуи и ласки, с каждым вдохом становящиеся все чувственнее и откровенней, и головокружительное, ни с чем не сравнимое счастье — любить и быть любимым...

+1

9

Блистать познаниями в ботанике Зене точно придется в другой раз - если она вспомнит хоть одно заковыристое название из тех, что так и норовили выскользнуть из памяти: в девяти из десяти случаев воительница рассматривала природу с практической точки зрения. С какой стороны солнце, где устроить привал, как перейти реку вброд - это волновало ее больше ёлок, можжевельников, лиственниц и их различий (потому что ну кто придумал эти классификации?! Еще и на египетский перевел!). Строго говоря, пальмы она тоже отличала по плодам: кокосы - на кокосовой, бананы - на банановой, финики - на финиковой. Просто и ничего лишнего. Если бы Антоний и впрямь попросил перечень росших в садах Клеопатры деревьев, женщина придумала бы, чем его отвлечь. А тут и придумывать не пришлось - он был рад отвлечься. Зена солгала бы, сказав, что сама не рада: этого удивительного мужчины ей было мало, хотелось касаться его кожи, пить его дыхание, обнимать свободно и по-родному днем, беззащитно и доверчиво - ночью. Чувствовать, как горят от поцелуев губы, как обнаженные тела сплетаются в поединке удовольствия... Ради этого можно отложить решение, куда же плыть после коронации, - да что там, судьбы царств отложить! Ибо что есть они в сравнении с любовью, воплотившейся в мгновении настоящего?..
Платье шуршало, съезжая по плечам, ему вторила туника - Антоний тоже не обременял себя одеждой, изнывая от чужеземной жары. Воины успели изучить тела друг друга, знали, какие ласки заводят каждого; вот и сейчас руки не глядя нашли знакомые изгибы, повторили их, двинулись дальше, дразня и распаляя. Всё было естественным и правильным и принадлежало им одним - потрясающее чувство, особенно когда любой твой поступок становится достоянием общественности. Зена не была политиком и не состояла в сенате, но ее многие знали в лицо, еще больше - по слухам. Крайне сложно утаить от лишних глаз и ушей что-то, чем мечтаешь насладиться в одиночку. А здесь, в чужой стране, где никому нет дела до римского полководца и Королевы Воинов, пока они не нарушают законы и традиции, возникло то, чему вряд ли суждено было возникнуть в Греции или Риме. Тем ценнее каждая минута, проведенная в обществе Антония. Тем волшебнее ощущение абсолютного доверия к человеку, перед которым не страшно раскрыться полностью. Марк - её чудо, её надежда. Её счастье...

+1

10

Счастьем нельзя насытиться, счастьем невозможно запастись впрок. Его нельзя собрать как грозди винограда, раздавить и разлить по кувшинам, спрятать и запереть в сердце как в винном погребе чтобы сохранить для будущих дней. Можно, конечно, попытаться, но рано или поздно память подведет, а сердце предаст, и драгоценные воспоминания неизбежно померкнут со временем, превратятся в бледные тени и развеются на ветру. Ведь счастье — оно всегда только здесь и сейчас. Только здесь и сейчас в нем можно утонуть, раствориться без остатка, позабыть обо всем... Да и то ненадолго, пока не прояснится затуманенный чувственной негой рассудок, пока не напомнит о себе окружающий мир.

Но до тех пор эти прекрасные мгновения принадлежат только им двоим.

Рассвет нового дня прокрался в комнату бесшумно, как вор, а следом за ним появились и вездесущие слуги, несомненно, присланные новой царицей. Погребальная ладья с сопровождающим ее экскортом должна была отправиться в путь поутру, не дожидаясь, пока недолгие часы ночной прохлады сменит жгучий дневной зной. И если они собираются принять приглашение царицы, то следует поторапливаться.

На сборы много времени не ушло, так что вскоре они уже рука об руку поднимались на борт золоченой ладьи. Антоний с любопытством поглядывал по сторонам. После долгих дней вынужденного затворничества все вокруг казалось прекрасным и удивительным: яркое солнце, неспешно понимающееся по небосклону, синее небо над головой подернутое уже тающими белыми перьями облаков, легкий ветерок, приносящий солоноватый привкус моря, глубокие темные воды Нила впереди, покачивающийся под ногами деревянный настил египетской плоскодонной ладьи, столь разительно отличавшейся от боевых кораблей Секста, на которых он, теперь уже казалось целую вечность назад, пересек Внутреннее Море, уходя от оказавшихся столь негостеприимными берегов Галлии... И, самое главное, любимая женщина рядом, которую он не собирался отпускать от себя даже на миг, беззастенчиво пользуясь тем, что в предшестующих отплытию последних приготовлениях и связанной с ними суете никто особо не обращал на них внимания.

Как думаешь, сколько нам плыть до Мемфиса? Мне раньше как-то не доводилось забираться так далеко на юг, но я слышал, что в здешних водах водятся крокодилы, а они хоть и считаются священными, но все же в пасть им лучше не попадаться. Ты когда-нибудь видела крокодилов?

+1

11

Ночь пролетела быстро, но дефицит сна с лихвой компенсировался отличным настроением. Полная сил, Зена облачилась в свой привычный костюм, который успели почистить и даже заменить несколько пришедших в негодность заклёпок. Сверкали отполированные доспехи, сверкал ксифос в ножнах на спине, сверкал старинный перстень с печаткой, отданный Антонием в их первое утро во дворце да так и не затребованный обратно. Для Марка подготовили свежую тунику - белоснежную, как александрийский мрамор, с ярко-алыми вертикальными полосами. К ней прилагалась цельнолитая лорика, также вычищенная до блеска, новые сандалии из черной кожи и роскошный синий плащ с золотой окантовкой. Слуги заранее сняли мерки с Антония, чтобы одежда была удобной, но сделали выбор в пользу синего, а не традиционного красного - цвета Рима. Впрочем, Марк выглядел великолепно в любом наряде: высокий, загорелый, с уверенным взглядом карих глаз, которые - Зена знала - умели смотреть с теплом и обезоруживающей нежностью. Улыбнувшись ему и вспомнив особенно волнующие моменты минувшей ночи, воительница зашнуровала наруч и повесила на пояс шакрам - они были готовы к отплытию.
Пристань заполнил народ - все хотели посмотреть на царскую ладью с двумя правительницами Египта: прежней и нынешней. Коронация была лишь формальностью: Арсиноя уже приняла бразды правления и вовсю раздавала распоряжения. Зене она понравилась: из умной и энергичной молодой женщины выйдет хорошая царица. Поднявшись на борт ладьи в сопровождении слуг и малыша-Цезариона, сестра Клеопатры приветственно помахала подданным, следом по сходням двинулись Марк с Зеной - почетные гости Египта. Им тоже досталась часть радости александрийцев. Дальше последовали жрецы, охрана, слуги... ладья всё глубже погружалась в воды Нила, когда под торжественные звуки флейт и барабанов рабы внесли носилки с забальзамированным телом дочери Птолемея. Верховный жрец произнес сопутствующий случаю текст, и судно медленно отчалило от берега. Им предстояло пройти на веслах дельту Нила и идти вверх по течению, минуя Гизы и Гелиополис. Весь путь должен был занять около трех дней, о чем Зена и сообщила Марку.
- Мне раньше как-то не доводилось забираться так далеко на юг, - проговорил он, оглядывая маяк, вновь сиявший каждую ночь в помощь кораблям, - но я слышал, что в здешних водах водятся крокодилы, а они хоть и считаются священными, но все же в пасть им лучше не попадаться. Ты когда-нибудь видела крокодилов?
- Издали, - подумав, ответила гречанка. - Может, это и не крокодилы были вовсе, а бревна. Как думаешь, откуда они появились? Они ведь похожи на ящериц, только больше и с зубами..., - когда Александрия осталась позади, пассажиры заметно расслабились и разбрелись по разным уголкам ладьи. Птолемей-Цезарион, сын Цезаря и Клеопатры, уже познакомился с воинами за то время, что они гостили во дворце, и сейчас подбежал к Зене показать ей кабошон из бирюзы размером с куриное яйцо, затем умчался опять. - Похож на Гая Юлия, - заметила она. - Он знал о сыне? Видел его?

+1

12

Антоний задумался.

Мне смутно помнится, что крокодил — это воплощение одного из египетских богов, покровителя и защитника Нила. Наверное, это все его потомки или свита... Все у этих египтян не по-людски! Ни одного нормального божества, у каждого первого или птичья голова, или собачья, или вот... крокодилья. И хорошо если только голова, а не все остальное тоже. Впрочем, если их боги хоть немного защищают эти края и людей, живущий на этих землях, а не только пожирают зазевавшихся растяп, так ли уж важно, как они при этом выглядят?

Он улыбнулся подбежавшему Цезариону, показавшего им свою находку и тут же умчавшегося прочь, машинально проводил его взглядом. Мальчик умудрялся быть одновременно повсюду, носился по палубе как ветер, заставляя сбиваться с ног бесчисленных нянек, охрану и слуг.

Похож, — эхом повторил он. Сходство было и впрямь на лицо, не заметить его мог только слепой. — Даже если Цезарь и знал, мне об этом ничего не известно. Я видел его завещание, там не было ни слова об этом мальчике. Впрочем, это ничего не значит. Даже если бы Цезарь официально признал его своим сыном, Рим бы это не принял. Так что может оно и к лучшему, что про этого сорванца никто не знает. Его будущее здесь, в Египте. Здесь его народ, здесь он в безопасности. Однажды он станет фараоном. А в Риме...

Он не договорил, позволив несказанным словам повиснуть в воздухе, пожал плечами.

Я не знаю, Зена. Все сейчас так зыбко и неопределенно. Трудно сказать, что будет завтра, а что только могло бы быть. Я не уверен, что смог бы защитить его в Риме. Называть себя сыном Цезаря сейчас — это все равно, что повесить мишень себе на спину, желающие ударить непременно найдутся. А он совсем еще ребенок... Знаешь, я смотрю на него и вижу моего Марка, но мой сын по крайней мере в безопасности. Луций может сколько угодно злиться и ненавидеть меня, но он скорее умрет, чем позволит кому-то причинить ему зло. Дети не должны расплачиваться за дела своих родителей, но ты и сама знаешь, мир жесток. Всякое случается. Поэтому Цезариону будет лучше в Египте. Это его страна.

+1

13

- Все у этих египтян не по-людски! Ни одного нормального божества, у каждого первого или птичья голова, или собачья, или вот... крокодилья.
- А каждый второй изрубил своего брата на куски и отправил в корзине по Нилу или вырвал ему глаза, - поддержала Зена. - Правда твоя, странно всё это. Хотя сложно не признать: зооморфные статуи впечатляют. Может, имей в наших краях боги голову свиньи или лошади, от них было бы больше толку...
- Если их боги хоть немного защищают эти края и людей, живущий на этих землях, а не только пожирают зазевавшихся растяп, так ли уж важно, как они при этом выглядят? - мудро заметил Антоний.
- Думаешь, защищают? - воительница проводила взглядом прибрежные пальмы, за которыми до горизонта простирались возделанные поля. - Ты видел вживую кого-нибудь из бессмертных?
Разговор переместился на Цезаря, и Зена не могла не вспомнить их первую встречу - как и с Марком, на корабле. Кто мог подумать, что именно амбициозный римлянин запустит цепь событий, приведшую Королеву Воинов туда, где она находится сейчас? Не пересекись их пути, она бы не отправилась на Восток, не встретила Борайеса, не родила Солана... Десяток разных "не", а по итогу тот, что верил в свое величие, сошел в мир иной раньше, чем те, кто о величии и не думал. На тот момент, во всяком случае.
— Даже если Цезарь и знал, мне об этом ничего не известно. Я видел его завещание, там не было ни слова об этом мальчике.
- А должно быть? Он ведь не гражданин Рима - у вас можно указывать в завещании подданных чужих земель? - наследование трона в Египте шло по женской линии, и не столь важно, кто отец Цезариона. По крови матери он - египтянин, будущий фараон-соправитель.   
- Даже если бы Цезарь официально признал его своим сыном, Рим бы это не принял, - как раз это Зене было понятно: избавившись от отца, Брут, Лонгин и остальные предатели не желали видеть у власти Цезаря-младшего. - Так что может оно и к лучшему, что про этого сорванца никто не знает. Его будущее здесь, в Египте, - Антоний пожал плечами. - Я не уверен, что смог бы защитить его в Риме. Называть себя сыном Цезаря сейчас — это все равно, что повесить мишень себе на спину, желающие ударить непременно найдутся, - озвучил он ее мысли, и воительница кивнула. С грустью в голосе Марк упомянул о собственном сыне - еще одном невинном ребенке, разлученном с отцом. Даже не будь скандала с последующим разводом, римский полководец не принадлежит себе и семье - лишь Республике, чью славу - огнем ли, мечом ли - должно разносить по самым дальним ее провинциям.
- Я понимаю, о чем ты говоришь, Марк, - Зена накрыла ладонью руку мужчины. - Мы живем в центре континента и не можем оставаться в стороне от войн и жестокостей. Ты - по праву крови, я - по убеждениям. Для нас была выбрана судьба воинов; в уплату же того, что мы приобрели, отнято счастье находиться рядом с любимыми... Наши дети взрослеют вдали от нас, и все, что нам доступно - это изредка видеть их, живущих своей жизнью. Радоваться, что они в безопасности - пусть с другими людьми. Привыкаешь - больше ничего не остается. Своего сына я уже никогда не увижу, а ты еще можешь, Марк. И обязательно увидишь. Вы будете семьей, и он с гордостью будет носить имя отца. В отличие от него, - Цезарион, утомившись от подвижных игр (в понимании взрослых это называлось "выпущенный из бездны Хаос"), сел на дощатый настил, заменявший палубу, и прислонился к невысокому борту ладьи. В самоцвете имелось отверстие - мальчик смотрел сквозь него на окружающие предметы. Увлеченный этим занятием, он не замечал движения за бортом, зато его уловил зоркий глаз воительницы.
- Мне кажется, или то дерево плывет вслед за нами против течения?... - она указала на тень в воде. - Неужели..., - не успела она договорить, как Нил распахнул свои воды, являя ошеломленным пассажирам длинную пасть, полную острых треугольных зубов, готовых вот-вот сомкнуться на голове ребенка.

+1

14

Может, имей в наших краях боги голову свиньи или лошади, от них было бы больше толку...
Кощунственное предположение воительницы заставило его усмехнуться.
А ты не очень-то почтительна. Что, неужели ни один из богов не заслужил ни капли твоего уважения, Зена? — не удержавшись поддел Антоний. — Чем они тебе так не угодили?
Встречный вопрос Зены о его собственном опыте заставил его задуматься. Немного поколебавшись, Антоний пожал плечами.
Я не знаю, как ответить на твой вопрос. Мне доводилось видеть в жизни всякое... И далеко не всему я могу найти разумное объяснение. Было ли это божественное вмешательство? Я не знаю. Мы в Риме привыкли, что наши боги далеко, но с ними всегда можно договориться через ритуал или жертвоприношение. И мы соблюдаем эти ритуалы веками, не задумываясь об их смысле. Весталки следят за священным огнем, воины приносят жертвы за каждого убитого противника, — хотя я не понимаю, как можно быть уверенным, что в бою именно твой удар оказался смертельным, — жрецы Марса ведут скурпулезный подсчет, авгуры проводят ауспиции перед каждым мало-мальски важным событием, ищут подтверждение воли богов в полете птиц, пытаются предсказывать будущее по внутренностям жертвенных животных и прочее, прочее, прочее. Я видел не раз как такие знамения покупались и продавались, и не могу воспринимать подобное всерьез, но все же... Наверное это наивно и глупо, но иногда очень хочется верить, что когда будет очень нужно, кто-то всесильный и мудрый сможет встать у тебя за спиной и помочь там, где ты сам уже ничего не можешь сделать.     
Разговор плавно перетек на Цезариона и его наследие. И на завещание его отца.
Похоже, ты разбираешься в наших законах лучше меня. Конечно, ты права. Не гражданин не может наследовать. Я сказал не подумав.
Рука Зены накрыла его ладонь, их пальцы переплелись, и этот жест поддержки был красноречивей любых слов. Конечно, ничего нового она по сути не сказала, все это Антоний понимал и сам, но все же ему было очень нужно услышать это. Голос Зены прогонял сомнения и грусть гораздо успешней, чем его собственный, и ему проще было верить ей, чем самому себе.
Чудовищная полная зубов пасть появилась из реки неожиданно, распахнувшись над головой ничего не подозревавшего мальчика, сидевшего на краю борта. Вот тебе и покровитель Нила, — успела промелькнуть безумная мысль, а в следующий миг Антоний, он стоял ближе к Цезариону, метнулся к ребенку, рывком выхватывая его из под уже опускающейся пасти. Крокодил затормозить не успел. Острые зубы сомкнулись на борту ладьи, кроша изукрашеннное резьбой и золотой инкрустацией дерево в щепки. Раздался разочарованный дикий рев, ладью ощутимо качнуло, и чудовище исчезло в темных водах так же неожиданно как и появилось.

+1

15

А нужен ли я моему богу?
А нужен ли бог там, где я живу?..

- Что, неужели ни один из богов не заслужил ни капли твоего уважения, Зена? — поинтересовался Антоний. И верно: слова воительницы можно было истолковать как гордыню - дескать, я настолько сильна, что не нуждаюсь в вас, бессмертные! Наверное, и правда, перестала нуждаться с годами - но не потому что считала себя непобедимой-неуязвимой, а потому что мольбы ее если и были слышны пантеону, то получали совсем не тот ответ, на который она рассчитывала. Верила ли Зена в богов? В их существование - разумеется. В заинтересованность в невзгодах смертность - едва ли. Но получится ли объяснить это Марку?
- Отчего же. Я уважаю Аида и Селесту, ибо никто не относится к своим обязанностям ответственнее, чем они. Деметру, Гестию... у вас она, кажется зовется Вестой, Артемиду... Афину - исключительно за ее воинский дух. Она нередко покровительствовала тем, против кого я сражалась, но с ней можно быть уверенным в честности поединка, коли до него дойдет. Арес... с ним у нас сложные взаимоотношения на крайностях, в них чего только не было: и уважение, и ненависть..., - Зена помолчала. - Боги Греции любят спускаться с Олимпа, Марк, поэтому повстречать их нетрудно. К сожалению, большинство из них - мстительные, корыстные интриганы. Они не помогают тем, кто им поклоняется, и карают тех, кто случайно встал на пути. Много раз я видела несчастных, превращенных в коров, свиней; проклятых за то, что бессмертный обратил на них свое внимание. Ты знаешь историю Арахны? - синие глаза встретились с карими. - Дафна, Ниоба, Медуза Горгона, Ио - сотни разрушенных жизней ради прихоти. За это сложно уважать, - Зена хмыкнула. - Шокировала я тебя?
Опыт Антония отличался от опыта гречанки. Она с интересом слушала о весталках и авгурах - что-то ей было известно, что-то стало внове - и вопросы множились в ее голове.
- А как вы понимаете, что ритуал прошел успешно? - она выхватила один. - Не оскорбляет ли богов Рима потерявшийся смысл священных действий? Это ведь выглядит как действия ради действий... Тем более, ты говоришь, что знамения покупаются и продаются, - через греческих жрецов тоже текли реки денег, но религия эллинов не была настолько тесно связана с политикой, как у римлян. 
- Наверное это наивно и глупо, но иногда очень хочется верить, что когда будет очень нужно, кто-то всесильный и мудрый сможет встать у тебя за спиной и помочь там, где ты сам уже ничего не можешь сделать, - в голосе Марка зазвучала грусть, и Зена покачала головой:
- Вовсе нет. Пока человек жив, он надеется. Некоторые вещи только богам и под силу изменить.
Когда из воды вынырнул фрагмент четырехметрового чудовища, Антоний среагировал молниеносно. Он бросился к ребенку и за миг до того, как наследие Цезаря кануло в Нил, успел оттащить его в сторону. Раздался треск - разочарованный крокодил отгрыз внушительный кусок ладьи и с ним ушел на глубину, оставляя на воде круги, а в воздухе - напряжение. Секунду-другую пассажиры осознавали происходящее, а после поднялся крик. Цезарион, не осознавший, что это было, испугался суетящихся слуг и громких ругательств на греческом и египетском вперемешку и заплакал. Его осторожно забрали из рук Марка, утащили под балдахин, сунули в рот сладкий финик; кто-то упал в обморок; Арсиноя гневно высказывала слуге, не уследившему за царевичем; гребцы усиленно орудовали веслами. На земле фараонов слова не расходились с делом, поэтому провинившийся раб был тут же сброшен за борт, чтобы умилостивить речного бога.
Зена пожалела его, но больше ее занимал Антоний.
- Ты цел, Марк? - она помогла ему подняться, и хоть внешне была спокойной, рука заметно дрожала - еще свежи были воспоминания о морском сражении и его последствиях. - Не терпится тебе свидеться с Аидом. Ты мог погибнуть, - оба знали, что, находись воительница ближе к мальчику, она бы совершила тот же поступок, не задумываясь. Но поругать Антония за безрассудство стоило.

+1

16

Как это нередко бывает в подобных случаях, по-настоящему Антоний осознал опасность постфактум, когда гигансткий и не в меру прожорливый крокодил уже скрылся в водах Нила, а расплакавшегося, но, к счастью, целого и невридимого ребенка уже забрали у него из рук. Только тогда пришло запоздалое понимание того, как близко промчалась смерть. Если бы он был чуть менее расторопен...

Антоний качнул головой, прогоняя эту мысль. Думать о неслучившемся не хотелось, но, разумеется, он прекрасно понимал, что лезть голыми руками в буквальном смысле крокодилу в пасть было не слишком разумно. В тот момент он действовал чисто инстинктивно, как любой родитель защищающий своего ребенка от опасности, и то, что Цезарион не был его сыном не имело никакого значения. Глядя на него, он видел в тот миг малыша Марка, и если небо будет к нему милостиво, однажды Луций или кто-нибудь другой точно так же защитит и его сына если он сам будет в этот миг далеко.

Все в порядке, — сказал он сжав протянутую ладонь и поднимаясь на ноги. — Он меня даже не задел. Повезло.

Улыбка вышла жалкой и не очень-то убедительной, руки дрожали, но это было лучшее, на что он в тот момент был способен. Громкий вопль выброшенного за борт раба и тут же заглушивший его крик плеск воды заставили его машинально оглянуться. Показалось, или он различил под водной гладью какое-то движение? Судя по тому, как воды Нилы тут же окрасились кровью несчастного — нет, не показалось.

Если местные постоянно вот так прикармливают этих тварей, то неудивительно, что они нападают на проплывающие мимо суда, — прокомментировал он, потом перевел взгляд на воительницу. — Да брось, Зена. Ну не мог же я позволить этому чудищу сожрать будущего фараона Египта. Ты и сама сделала бы тоже самое если б успела, я всего навсего чуть-чуть тебя опередил, вот и все, да и то лишь потому, что был на шаг ближе.

Антоний оглянулся, бросил быстрый взгляд по сторонам. Вызванная произошедшим суета постепенно затихала, еще минута-другая и вспомнят и про них. Дожидаться этого не хотелось.

Давай исчезнем отсюда, — тихо предложил он. — Мне что-то разонравилось любоваться на местные пейзажи. Может прогуляемся по кораблю и  поищем место потише и поспокойнее?

+1

17

- Повезло, - попытался улыбнуться Марк, но и взгляд, и дрожащая ладонь выдавали последствия шока - есть, с чего! Сердце Зены колотилось, а перед глазами стояла широкая пасть, способная перекусить мачту, словно лучину, и не поперхнуться. Знакомые волки, львы и медведи не шли в сравнение с этим созданием, даже Лернейская гидра не выглядела настолько страшной! Но быть воином не значит не бояться. Быть воином - это уметь обуздывать страх, не позволяя ногам обратиться в бегство прежде, чем такой сигнал подаст разум (иногда приходилось и сбегать, поэтому ноги следовало держать в форме, а подошвы сапог - в целости). Ведь сколько бы ты не перевидал, инстинкт всегда сработает первым. Бей или беги, нападай или защищайся - из двух зол выбирают обычно то, что принесет меньше жертв. И с крокодилом был именно такой случай (хотя Зена бы поспорила: для нее жизнь Антония имела большую ценность, чем жизнь Цезариона, всех египтян вместе взятых и даже священных крокодилов).
- Самое время поблагодарить Фортуну, - проворчала воительница. - Наверняка прикармливают. А что, удобно: ни тебе больных, ни сомневающихся - крокодилу одинаково по вкусу и те, и другие. Счастье, что в наших краях нет таких "санитаров", - она хмыкнула: гражданская война в Риме стала бы куда интереснее при наличии зубастых рептилий у одной из сторон.
- Да, давай, - Марк все еще говорил полушепотом, из-за чего Зене приходилось стоять к нему почти вплотную (сама она, конечно же, против не была). И без того ошеломленные видом чужеземных гостей в доспехах, рабы чуть не сворачивали шеи, пытаясь подслушать их беседу. Это слегка раздражало.
Без лишнего шума воины отошли от суетящейся толпы и после недолгих поисков отыскали укромный уголок под навесом, покрывавшим палубу практически от борта до борта. Солнце уже начало прогревать воздух, и Зена всерьез подумывала снять доспех. Хотелось пить и купаться, но помня минувшее событие, от последнего она решила воздержаться.
- Те письма, что ты отдал Сексту... В каком статусе ты сейчас в Риме? Октавиан не объявит тебя врагом в твое отсутствие? Не пойми меня неправильно, - она сделала паузу, облекая мысль в подходящие слова, - я не отказываюсь от мечты о совместном плавании к краю света, наоборот, хочу этого всем сердцем, но как же твоя политическая и военная карьера? Я уже давно не принадлежу ни какому городу, а для сына Рима кочевая жизнь означает попрощаться с властью, амбициями и, не исключено, состоянием. У тебя ведь есть сын... Не падет ли на него тень отца, который забыл свой долг и сбежал с греческой наемницей? - за полушутливым тоном скрывалась серьезность: влияние Рима охватывало половину известного мира, всё больше народов подчинялось правителям Республики, а значит, скрыться от ее ока становилось всё сложнее и сложнее. И коли потребуется разыскать Антония... Словом, как ни крути, а подумать о будущем стоит заранее. Даже если сейчас не самое подходящее для этого время.

+1

18

Под навесом было жарко и душно, но здесь по-крайней мере не было вездесущих рабов, чье постоянное присутствие рядом и пристальное внимание к каждому сказанному слову и жесту уже начало его изрядно раздражать. Может в этом было что-то от паранойи, но Антоний сильно подозревал, что вдобавок ко всему прочему, рабы еще и шпионили за ними, донося все, что им удавалось разузнать, своей новоявленной царице.

А посвящать Арсиною в свои дела он не хотел. Ни к чему. Египту вполне хватит и официальной версии.

Но Зена — совсем другое дело. Она имела право задавать такие вопросы, и лгать любимой женщине Антоний не хотел.

Октавиан уже это сделал. Ну или не он лично, а другие, не суть важно... — он отвел глаза, пожал плечами.

Потом сделал глубокий вдох, как перед прыжком в воду, и торопливо, словно опасаясь передумать, пояснил:
Мое назначение в Галлию не было утверждено сенатом. Я начал войну с Брутом без их одобрения и поддержки. Если бы я победил быстро — сенат бы это проглотил, но Брут тогда заперся в городе, осада затянулась, и... Консульские легионы ударили мне в спину в момент, когда я меньше всего этого ожидал. Я, конечно, отбился, но много солдат погибло в том сражение. Пришлось отступить. Секст со своими кораблями подобрал нас тогда у побережья... Он тоже рисковал своим положением, действуя вот так без приказа, по собственному разумению. Так что, Зена, фактически я сейчас мятежник и враг Рима. И единственная моя надежда, это что Сексту удастся совершить чудо и убедить сенат, что все, что мы сейчас сотворили здесь, в Египте, было сделано во благо Рима, и заставить их ратифицировать все мои действия. Но, честно говоря, я не очень-то верю, что ему это удастся. Не уверен, что и сам бы смог этого добиться, даже если бы был сейчас в состоянии перекричать толпу. Но поскольку я не могу даже этого, то Сексту придется сражаться за меня в одиночку, и это будет нелегко. Письма... Я просил поддержки у бывших друзей и союзников, сейчас каждый голос в Риме, что может прозвучать в мою защиту, будет бесценен. Вот только далеко не факт, что они и впрямь захотят мне помочь. Я был не очень-то хорошим другом... И хуже всего то, что прямо сейчас я ничего не могу предпринять, не могу ни на что повлиять, приходится просто сидеть и ждать новостей. Это сводит с ума! Чувствую себя совершенно бессильным...

Он немного помолчал, потом  все же посмотрел Зене в глаза, слабо улыбнулся.

Вот видишь с кем ты связалась. Вполне вероятно, что моей карьере и так уже пришел конец, и возвращаться мне некуда и незачем. А моему сыну в Риме ничего не грозит. Как бы Луций не относился ко мне, о мальчике он позаботится, об этом мне даже не нужно его просить. Марк сейчас больше его сын, чем мой. А я... Я не хочу больше сражаться с сенатом, не хочу больше никому ничего доказывать. Хочу просто жить. И знаешь, мысль послать все в тартар и отправиться куда-нибудь на край света, мне сейчас и впрямь кажется совсем неплохой... Если только ты будешь рядом. 

Отредактировано Marc Anthony (2024-05-31 14:35:10)

+1

19

Зена была умной женщиной и многое повидала на своем веку (неприлично длинном для смертной, но об этом не стоило лишний раз распространяться). Не единожды ее просили разрешить тяжбу, дать совет или убедить неправых - несмотря на то, что ремеслом гречанки была война, говорить она тоже научилась складно. Не перебивая, Зена слушала Антония и приходила к выводу, что ситуация непростая. Но не безвыходная.
- Ты начал войну с Брутом из-за Цезаря? - что еще могло заставить Марка рискнуть людьми и, прежде всего, - собой? - Как долго длилась осада?
- Единственная моя надежда - это что Сексту удастся совершить чудо и убедить сенат, что все, что мы сейчас сотворили здесь, в Египте, было сделано во благо Рима, и заставить их ратифицировать все мои действия, - вздохнул римлянин. - Но, честно говоря, я не очень-то верю, что ему это удастся.
- Скорее всего, нет. На твоей стороне мало людей - по крайней мере, пока не получишь подтверждение от Секста, ты не можешь быть уверен в союзниках, - врагов больше. И они сейчас в Риме. Но поправь меня, если я ошибаюсь..., - синие глаза встретились с карими. - Что больше всего любят жители этого славного города? Особенно обличенные властью? Деньги. Золото, каменья, заморские диковинки, статуи в человеческий рост, а лучше - в три. Язык звонкой монеты куда красноречивее стилуса. Я не имею в виду взятку, - остановила она готового возразить Марка. - Но ты находишься в богатейшем краю мира, и, сдается мне, Арсиноя не откажет в маленькой просьбе. Ты посадил ее на трон, предотвратил гражданскую войну, объединил два государства. Более того: тебя пригласили на похороны Клеопатры и коронацию новой царицы, хотя ты знаешь, как фанатичны египтяне в вопросах чужеземцев на церемониях. Даже его отец, - Зена кивнула в сторону придворных, среди которых вновь беззаботно играл Цезарион, - не сделал столько. И если ты вернешься в Рим с царскими дарами и поддержкой Арсинои в виде пары когорт отменных египетских воинов, а так же собственными солдатами, превозносящими тебя как победителя... Запросишь триумф - знаю, были случаи, когда триумфы проводились без одобрения сената - да еще пустишь слух о том, что отомстил за смерть всеми любимого Гая Юлия... Извини, если прозвучало саркастично - у нас были не лучшие отношения. Но речь об отношении римлян к нему. Так вот - тогда тебе не понадобятся письма. Ты сможешь ставить свои условия сенату и, быть может, Октавиану, которому позарез нужно выйти из тени дяди и не привести Рим к упадку новой войной, - гречанка помолчала, давая Антонию осознать услышанное и закончила мысль: - Считаю, что стоит рискнуть. Терять уже все равно нечего.
— Вот видишь с кем ты связалась, - улыбка коснулась контура губ Марка. - Вполне вероятно, что моей карьере и так уже пришел конец, и возвращаться мне некуда и незачем.
- Хочешь удивить меня трехэтажным домом на Капитолии или должностью консула? - беззлобно фыркнула Зена. - Я на своей родине слишком известна, чтобы завидовать славе или богатству. Я же не поэтому с тобой... Марк, я понимаю твои чувства, понимаю, что ты устал, но давай попробуем? Край света никуда не убежит. Как и я, - она тепло улыбнулась. - Зато если выиграем - утрём нос всем, кто доносил и клеветал на тебя. 

+1

20

Конечно. Дело даже не в том, кем Цезарь был для меня, ну, не только в этом, а в том, что подобное никогда никому не должно сходить с рук. Я ведь изначально хотел не мести, Зена. Я хотел справедливости. И мне казалось, что я своего добился, когда вынудил Брута, Кассия и прочих убраться из Рима. Изгнание — высшая мера наказания, и я был готов на этом остановиться. Вот только мне так и не удалось заставить сенат осудить заговорщиков и признать, что то, что они сделали, было хладнокровным жестоким убийством, и ближе к концу года стало очевидно, что на самом деле ни хрена я не добился, что скоро и Брут, и Кассий вернутся в Рим как ни в чем не бывало, словно ничего не произошло, и я не смогу им помешать если только не остановлю их силой прямо сейчас, пока закон еще на моей стороне. Это было в ноябре, до конца года оставалось всего несколько недель, но я был уверен, что смогу одолеть Брута за это время. Не вышло. Война затянулась до апреля. За это время срок моих полномочий истек, новые консулы вступили в должность, и... Все получилось так, как получилось.

Он пожал плечами.

Боюсь, ты меня немного не так поняла. У меня и мысли не было хвастаться, боги, да было бы чем! Наоборот, я чувствую себя последним глупцом, который наделал кучу ошибок и позволил загнать себя в угол только потому, что не сумел правильно оценить ситуацию и распорядиться с умом той силой, что держал тогда в руках. Я ведь мог закончить все это еще в прошлом году, в Риме, обойтись малой кровью, но не сделал этого потому что ни смотря ни на что наивно верил, что закон и правосудие едины для всех. Зря, как оказалось. Иногда приходится брать их в свои руки и вершить силой, раз уж по-другому никак. Тебе это, наверное, знакомо, не так ли?

Предложение Зены и ее рассуждения он выслушал молча, периодически порываясь не то что-то вставить, не то возразить, но все же позволив воительнице договорить до конца. И только потом мягко накрыл ее руку своей, переплел их пальцы, благодаря без слов.

Знаешь, я очень ценю твою поддержку, Зена. Ты — лучшее, что произошло в моей жизни за очень-очень долгое время. Наша встреча была даром небес, чудом, которое мне кажется я совсем не заслуживаю. Да, я и сам подумывал о чем-то подобном, пусть и не так детально. Меня останавливали две мысли. Первое — если я приведу легионы в Италию, а сенат и наш друг Октавиан упрутся рогом и все переговоры провалятся, то я уже не смогу отступить. Мне придется идти до конца. Конечно, с десятью легионами Рим я возьму... И рано или поздно закончу так же как и Цезарь. Не то чтобы меня так уж сильно пугала подобная перспектива, в конце-концов все мы смертны, но я совсем не уверен, что оно того стоит. И второе — это именно то, что, планировали Кассий и Брут. И если я сейчас сделаю это... То чем тогда я лучше?

Он отвел глаза, но пальцы так и не разжал. Теплое прикосновение Зены, ее вера в него придавала уверенности, которой ему сейчас так не хватало.

Но ты права. Терять уже все равно нечего. Все это время я думал только о себе. Я действительно устал от войн и не хочу развязывать новую, но... Дело сейчас не только в моем добром имени, право, только ради него я не стал бы сражаться. Но я буду сражаться за моих людей. Они верят в меня. Поклявшись мне в верности, они доверили мне свои жизни и судьбы. И если я сейчас пошлю все в тартар и сбегу... То мои солдаты, те, кто были со мной в Галлии, никогда не смогут вернуться домой, в глазах Рима они преступники только потому, что все это время исполняли мои приказы. Да и солдаты из сирийских легионов не в лучшем положении. Даже если они сейчас вернутся в Антиохию и послушно присягнут на верность следующему наместнику, которого рано или поздно сенат пришлет в эти края, все равно, ничего хорошего их не ждет. Кассий мертв, никто уже не спросит с него за устроенный им мятеж. Крайними останутся выжившие. Так нельзя. Я не могу вот так их предать. Я должен позаботиться об их интересах, даже если для этого мне придется привести их в Рим.

+1


Вы здесь » Древний мир героев и богов » Альтернативная реальность » Александрийские каникулы


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно