С тех пор, как Арес, Зена и Эрона побывали в лабиринте, прошло немного времени. Вспоминая и анализируя произошедшее, богиня ярости понимала, что приключение не прошло даром. Сама девушка стала более сдержанной и рассудительной, ее безудержная ревность в отношении Ареса исчезла, а любовь к нему, после произошедшего, только возросла.
Немного придя в себя после посещения лабиринта, брюнетка расспросила родителя, что же тогда произошло. Как Арес смог вытащить их обоих, почему лабиринт не противился этому, откуда, в конце-концов, у мужчины взялись божественные силы? Эрона слишком хорошо помнила, что Верховный бог с трудом справлялся с магией, будучи в лабиринте. Оказалось – все просто: древние стены многое повидали, но обвал коснулся их впервые. И когда он начался, лабиринт утратил способность влиять на божественные способности Ареса.
Как ни старалась Эрона вычеркнуть из памяти то приключение, оно только глубже въедалось в нее. В мельчайших подробностях девушка помнила собственные страхи, с которыми пришлось столкнуться один на один, свои ощущения в лабиринте: это животное чувство страха, когда внутри все цепенеет и нет сил пошевелить рукой. Помнила, как сумасшествие настигало ее в самое неподходящее время, как разум выдавал радужные картины, стремясь защититься от мрачных стен, пропитанных страхом. Помнила, как судорожно хватала воздух ртом после сумасшедшего побега в глубины своей мрачной тюрьмы, как мысль о смерти наводила ужас, заставляя трепетать богиню ярости. И вместе с тем, давала чувство успокоения: лучше уж умрет она – Эрона, чем от ее руки погибнут Арес и Зена. Помнила режущую боль в глазах, вызванную солнечными лучами, когда оказалась на земле.
А еще, богиня ярости никогда не забудет последнего разговора с Зеной. В глазах Великой воительницы, на мгновение, сверкнуло удивление, когда та услышала просьбу Эроны. Сейчас, вспоминая прошедшее, девушка недоумевала: зачем Зене понадобилось помогать ей? Гречанка могла бы остаться с мужем, нежась в его любви и заботе. Но Королева Воинов предпочла поход туда-не знаю-куда, совершенно не представляя, что ее там ждет и сможет ли она вернуться к своей семье.
Если мотивация Ареса была понятна – в лабиринте его собственная дочь, которую бог войны любил, то подвиг Зены вызывал многочисленные вопросы. Этих вопросов не было бы, будь Эрона дочерью легендарной воительницы, подругой или той, с кем у Зены теплые отношения. Так нет, ничего из перечисленного не было и в помине.
Еще брюнетка могла бы понять протеже своего папы, если бы между Аресом и оной были любовные отношения, но их тоже нет. Тогда что двигало Зеной, решившейся на столь опасное приключение? Нет, конечно понятно, что воительница – героиня, но не до такой же степени геройствовать. Или до такой? В общем, психология героев совершенно не понятна Эроне. Ладно бы, за подвиги им деньги платили, так рискуют жизнью бесплатно, в лучшем случае услышат «спасибо».
Богиня ярости не поднимала с Аресом разговор о Зене. Наблюдая за Верховным богом, девушка не могла не понимать: что-то с ним не так. Сын Зевса стал более мягче, если это слово применимо к богу кровавой войны. Его жажда битвы ради битвы как-то притупилась, равно как и холеричность характера. Арес казался более флегматичным и задумчивым, что пугало Эрону.  Отношения между ним и дочерью оставались ровными и теплыми. Больше всего девушка опасалась, что Олимпиец станет обвинять ее в пропаже Зены. Ведь если бы не сумасбродность дочери, решившей убежать вглубь лабиринта, все могло бы закончиться иначе, но ничего такого не произошло. Несколько раз брюнетка пыталась разговорить Верховного бога, затронув его нынешнее состояние. Однако Арес или уходил от разговора, меняя тему, или отмахивался и ворчал, что у его дочурки переразвита фантазия.
Сын Зевса, в отличии от Эроны, был уверен: его протеже жива. Последняя сомневалась, ибо боги не добрались до самого конца лабиринта, а Зена могла убежать куда угодно, когда начался обвал. Возможно, обвал-таки настиг ее, а половинку шакрама воительница потеряла, когда убегала с того места, где они с Эроной расстались. Но почему шакрам раздвоился? Девушка видела оружие целиком, даже держала в руках. Оно не могло рассыпаться на две части из-за износа металла, например. Если бы шакрам развалился от старости, то явно в труху, а не на две части.
Арес не расставался со второй половинкой древнего оружия, что беспокоило Эрону. Девушка хотела расспросить папу о шакраме, что это за оружие вообще, как оно появилось у Зены и почему разделилось, но, с одной стороны, опасалась затрагивать тему, связанную с воительницей, а с другой, Олимпиец готовился к очередному сражению, ему было не до разговоров.
Если бы богиня ярости знала, чем закончится сражение, то приложила все усилия, чтобы быть рядом с Аресом на поле боя. Олимпиец решил иначе, поручив дочери покопаться в архивах Александрийской библиотеки, дабы разыскать кое-какую информацию. Будучи богиней, Эрона потратила почти целый день, роясь в архивах, а когда вернулась на Олимп, там царил настоящий хаос. Боги шептались между себя, кто-то откровенно злорадствовал, кто-то замер в ужасе, опасаясь разгневанного Ареса. Шутка ли – бог войны проиграл, в принципе, далеко не самое важное для истории Греции сражение. Но проигрыш нанес сильный удар по его самолюбию. Услышав об этом, Эрона поспешила в покои Верховного бога.
Едва появившись (Арес давно позволил дочери появляться в своих покоях и храмах без стука) там, богиня краем глаза заметила летящий прямо в нее кувшин из-под вина. Девушка ловко увернулась, взглядом проследила, как кувшин врезался в стену и рассыпался фейерверком осколков. Виновник торжественной гибели кувшина рвал и метал в буквальном смысле слова, носясь по своим покоям разъяренным вихрем и круша все, что попадалось на его пути.
- Папа, ну что ты делаешь? – Дочь укоризненно взглянула на Ареса, - Было бы из-за чего так переживать, это сражение не несло никакой военной ценности для тебя.
Бог войны остановился, вперил ненавидящий взгляд в брюнетку. От этого взгляда Эрона замерла в ужасе. Всякое бывало, но ТАК Арес никогда на нее не смотрел.
- ПОШЛА ОТСЮДА ВОН!!! НЕ СМЕЙ МЕНЯ УЧИТЬ!!! – Олимпиец так рявкнул на дочь, что в покоях стены задрожали. Обескураженная Эрона, не привыкшая к подобному обращению со стороны родителя, подняла на него обиженный взгляд и молча растворилась в черных лучах.
Бог войны, конечно, позволял себе повысить на дочь голос. Но очень редко и не так грубо, как сегодня, не говоря о том, чтобы кричать на Эрону. Гордость и обида подсказывали Эроне: ну и пусть теперь сам разбирается со своими проблемами, раз такое отношение. Но любовь к Верховному богу говорила: что-то здесь не так. Не мог сын Зевса вызверится из-за какого-то дурацкого сражения. Он проигрывал в более крупных битвах, что подстегивало Олимпийца на совсем иное поведение.
Решив, что утро вечера мудренее, богиня ярости отправилась в свои покои. Глядишь, к утру ее папа придет в себя, они смогут нормально поговорить.
Как потом будет себя корить девушка за то, что оставила Ареса одного в таком состоянии. Как будет раскаиваться в содеянном, да только окажется поздно. Но Эрона еще не знала этого, поэтому утро встретила в хорошем настроении, посетила один из своих храмов, вернулась на Олимп и была встречена шокирующей новостью: Верховный бог сошел с ума.