Ту ночь надолго запомнит Александрия Египетская. Потушенные огни побережья ("по приказу самой царицы и римского генерала!"), ложный маяк, приманивший корабли Лонгина на мель, римский флот и флот Клеопатры, зажавшие неприятеля в кольцо и разбившие наголову уцелевших после крушения... Зена бы не удивилась, расскажи ей кто о напуганных египтянах, с криками высыпавших на набережную и, несмотря на страх, занявших удобные точки обзора, - ведь прямо на их глазах вершилась история. Не каждый день увидишь битву на море, сравнимую по количеству огня и грохота с титаномахией! И не каждый день враги сами приплывают в руки, как получилось с Брутом и Кассием. Но на том благоволение Фортуны Антонию и Зене закончилось: вступив в поединок с Брутом, воительница отдала Лонгина Марку, и это было величайшей ошибкой, едва не стоившей последнему жизни. Если бы она скрестила мечи с Кассием, если бы оказалась ближе к любимому, чтобы успеть отразить подлый удар, если бы уговорила его отправиться к Сексту, как он и хотел!.. - тысяча "если" приходила на ум воительнице, проводившей бессонные ночи у постели раненого Антония. События мелькали перед глазами как в замедленной съемке: вот Марк обезоруживает Лонгина; тот, захватив песок в горсть, швыряет противнику в лицо, после чего делает подсечку... В момент падения Антония Зена отцепила от пояса шакрам и, не успев толком прицелиться, метнула в предателя, но опоздала: кинжал уже нашел свою жертву. Шакрам чиркнул по предплечью Лонгина, оставив глубокий порез, стукнулся о скалу и помчался обратно. Отработанным движением воительница поймала кольцо. Тяжелым ударом рубанула Брута по груди, затем оттолкнувшись от берегового камня, сделала прыжок, сокращая расстояние до Антония. Кровь била из пораженной вены римлянина, и карие глаза, подарившие Королеве Воинов счастье быть любимой, стремительно закрывались.
- Зена... - еле слышно шептал он, уже погружаясь в темноту.
- Нет-нет-нет, Антоний, НЕ СМЕЙ! Не умирай, пожалуйста, - из уголков глаз заструились слезы, но женщина их даже не заметила, лихорадочно соображая, что можно сделать. Решение созрело за секунду: двумя одновременными нажатиями на шею Марка она перекрыла кровотечение и предупредила попадание воздуха в вену. Побочным эффектом такого метода было возможное внутреннее кровоизлияние или поврежденная трахея, зато Антоний мог протянуть еще немного. К ним уже бежал сопровождавший Зену отряд - передав солдатам Антония (как только она ослабила зажим, те сразу же начали накладывать тугую повязку), Королева Воинов вернулась к Лонгину и еще живому, но раненому Бруту. Участь предателей была незавидной: разъяренная Зена сполна отомстила им за Цезаря, Клеопатру и Антония, оправдывая давние - и весьма правдивые - слухи о жестокости Завоевателя.

Пока Антония мчали во дворец к придворному лекарю, предстояло сделать еще немало. Стараясь не думать о произошедшем, Зена до самого полудня руководила вылавливанием и распределением пленных, подсчитывала потери, отправляла отряды очищать Большую гавань от остатков сгоревших кораблей - словом, приводила побережье в порядок. Известие о смерти Кассия Лонгина и Марка Брута вынудило сражавшихся за них сдаться (объединенный флот Рима и Египта одним своим видом внушал страх, а пожар и неразбериха это впечатление усиливали), но погибло с обеих сторон прилично. Тогда же Зена встретилась с Секстом, чрезвычайно удивившимся доспехам и ксифосу: он помнил воительницу в парике Клеопатры и плаще Антония - на корабле, куда доставили ковер с "сюрпризом".
Когда с насущными делами было покончено, Зена вернулась во дворец, осознавая, что нашла бы еще сотню задач, лишь бы отдалить приговор на максимально возможный срок. В сердце теплилась тень надежды, слишком слабая, чтобы в нее верить - женщина столько раз собственными руками закрывала глаза дорогим людям, что не хватит пальцев сосчитать, - но - хвала всем существующим бессмертным! - Антоний был жив. В очень тяжелом состоянии, но - жив. Лекарь сотворил чудо, вернув Марка с того света, однако без последствий не обошлось: акупунктурный зажим повредил трахею, и Антоний мог остаться без голоса на долгие годы, хоть египтянин и клялся, что видел подобные случаи - все они заканчивались хорошо. Зену это тяготило, но то был единственный шанс сберечь жизнь Антония. И Королева Воинов была готова встретиться с недовольством, когда сознание вернется к нему.
Это случилось через неделю: лихорадка отступила, римлянин слегка приоткрыл глаза. Обвел невидящим взглядом комнату и снова провалился в забытье, но с того момента стал идти на поправку. Каждую свободную минуту Зена проводила у постели Марка, меняла ему повязку, рассказывала последние новости. В смерти Клеопатры признали виновным Брута; с помощью Секста и Арсинои, сестры почившей царицы и первой претендентки на трон, удалось представить ситуацию в выгодном для Рима свете, благодаря чему союз Республики и земли фараонов не был расторгнут. Сейчас весь Египет готовился к торжественным похоронам, за которыми должна была следовать коронация. Тут и там за стенами дворца слышались плач, крики, вперемешку с радостными возгласами: дочь Птолемея любили, но теперь она присоединилась к богам и могла покровительствовать своему народу вечно. В общем, Александрия возвращалась к привычному укладу, что означало: героям недавнего сражения можно отойти в сторону и заняться собственными проблемами.
Обнаружив потерю голоса, Антоний рассердился. Он рассчитывал вернуться в Рим, но в таком состоянии сделать этого не мог. Секст убеждал, что уладит вопрос с сенатом - Марку ничего не оставалось, как, скрепя сердце, ему довериться. Переброс сирийского легиона обратно на границу тоже откладывался, и выходило, что другу и сподвижнику Цезаря ничего не оставалось, как отдыхать да поправлять здоровье, что для деятельной натуры - то еще испытание.
Зена шла к Антонию, когда столкнулась на лестнице с Секстом. Поприветствовав друг друга, они разошлись: Секст - готовиться к возвращению в Рим, воительница - проведать своего мужчину.
- Как ты сегодня, Марк? Нет улучшений? - она поцеловала его в щеку и по привычке проверила свежий шрам. Повязку римлянин уже не носил. - Нас зовут на церемонию погребения. В программе: морской тур по священным местам на ладье с саркофагом, ритуальные красные быки, осмотр пирамиды с заходом внутрь. Ну и по традиции: жертвоприношения, песнопения, пиршество - всё, как здесь любят. Поедешь? - чем не туристический маршрут для влюбленных?

Хоть Антоний и имел полное право злиться, ибо волею воительницы он лишился голоса, а следовательно - возможности лично поговорить с сенатом, привести аргументы в пользу своих действий и гордо презентовать сохраненный с Египтом мирный договор, Зена радовалась, что его отношение осталось прежним. Она, правда, хотела как лучше, и в ту минуту думала лишь о том, чтобы продлить драгоценные секунды жизни. Возможно, Антоний и продержался бы - он был крепок телом и силен духом - но, возможно, и нет. Это в подземном царстве Анубиса перо может перевесить сердце, а в мире надземном одно благое намерение смертельную рану не исцелит, даже чаши весов не сравняет... Была еще одна причина чувствовать вину: теперь, когда Марк потерял голос, разлука отодвинулась на неопределенный срок. Зена с самого начала понимала: их пути однажды разойдутся, ведь у Антония был Рим и карьера политика, государственные проблемы, сын, в конце концов. А ее отношения с Вечным городом едва ли можно назвать дружескими, да и не сумеет она воевать за чужую родину. Вынужденная отсрочка поднимала настроение - влюбленной женщине хотелось провести как можно больше времени с Марком - и за это было стыдно.
Пока полководец писал письма друзьям и союзникам, Зена тоже черканула пару строк подруге на Китиру. Рассказала о поимке убийцы и сообщила, что задержится в Египте на коронацию Арсинои - то есть, еще на неделю-другую. Письмо наверняка уже добралось до Габриэль, но ответ еще не пришел. "Надеюсь, она не захочет побывать на коронации", - потому что тогда придется знакомить ее с Антонием. Не то чтобы Зена ревновала (самую малость!), но признаваться в том, что черствое (для окружающих) сердце воина дрогнуло, значило услышать торжествующее "Я же говорила!".
Теплая ладонь Марка легла на талию и притянула к себе. Он был согласен ехать - похоже, мраморная гробница для живых фараонов надоела ему не меньше, чем Зене. На гречанку давили стены, она плохо спала и скучала по простору. Бесшумные смуглокожие слуги нервировали, возникая из ниоткуда, а от благовоний постоянно стучало в висках. В Египет пришла жара - Зена сменила кожаное платье на льняное, доспехи даже не доставала, боясь обжечься о них, но на улицу все равно можно было выходить только вечером. К несчастью, комары и москиты думали так же - убивая по двадцать-тридцать штук за прогулку, воительница тихо бесилась. Не факт, что на круизной ладье их меньше, но хотя бы - небо над головой вместо тяжеловесной крыши, за него женщина готова была многое отдать.
- А что там, на краю, как думаешь? И есть ли он? - обнявшись, воины смотрели в окно, под которым расстилались знаменитые сады Клеопатры. - Помнишь инжир? - шепнула Зена на ухо Антонию, слегка прикусывая мочку. - Тот самый, что ты предложил разделить царице пополам? - во время их первого поцелуя гречанка уже почувствовала, что пропала, последующие события лишь подтвердили осознаваемое сердцем. - Я люблю тебя, Марк. Ты - благословение свыше, посланное мне, и за это я готова поблагодарить богов. Один раз, - она хмыкнула. - А второй - за то что сохранили тебе жизнь - там, на берегу, - теперь ее голос звучал серьезно. - Я не успела выбить кинжал, шакрам дал осечку... Запускала его уже сотни раз - и так глупо промахнулась! Прости меня. И за это, - Зена легонько коснулась шеи мужчины, - тоже.

– Где находится край света?
– Там, где начинается тень.

В шутку или всерьез Антоний предложил поплыть к краю света, и от мысли о таком деянии захватывало дух. Греческий мир кончался за Геркулесовыми столбами, двумя островерхими скалами по бокам пролива, ведущего в Великий Океан, где завершает свой путь ладья сокологолового бога Ра. За этой последней вехой цивилизации вода смыкалась с небом на линии горизонта, и далее не было ничего. Так считали мореплаватели, предпочитая направлять суда проверенным маршрутом на восток - родину пряностей и шелка. Неизведанные территории к югу от Александрии считались еще одним краем света: выжженные равнины, ядовитые создания в хитиновых панцирях и песчаные вихри словно охраняли вход в обитель древнего, забытого столетия назад бога, создавшего и мир, и хаос вокруг него. Если там и существовала жизнь, то точно не похожая на привычную воинам. Море или песок? Край западный или край южный?..
- Это станет чудесным плаванием, - Зена улыбнулась, слушая мягкий смех Антония. - Всегда хотела узнать, что находится за пустыней.
— Надеюсь только, что мы не обнаружим, что Нил берет свое начало из Коцита или Ахерона, - добавил он. - Не хотелось бы случайно оказаться в царстве Аида после того, как я уже побывал там одной ногой. Мне там не понравилось.
- Мне тоже, - Королева Воинов не только спускалась туда за друзьями, но и оказывалась в Тартаре по весьма прозаическим причинам. - Подозреваю, мое везение себя исчерпало, и следующая встреча с Аидом точно окажется последней, - о чем бог загробного мира недвусмысленно заявил Зене, когда она "гостила" там в последний раз - спасибо Бруту. - Так что, может, на запад, в Океан? - за веселыми искрами в голубых глазах скрывалась мечта пройти отпущенные годы бок о бок - и не важно, по морю или по суше, не важно, до какого из краев света. Главное - сделать это вместе.
- Я не стану благодарить богов за то, что они сохранили мне жизнь. Я благодарю тебя, - кажется, Марк не ожидал, что беседа примет такое направление, а потому тщательно подбирал слова.
- Заслуги придворного лекаря здесь больше, - покачала головой Зена. - Я ведь добралась до дворца спустя несколько часов после тебя, а на берегу мне даже нечем было перевязать рану..., - не песок же в нее закладывать.
- Если бы не ты, я бы сейчас общался с Хароном, - твердо возразил Антоний, и  гречанка, не противореча, поцеловала его в плечо. - Я рад, что и он, - имея в виду Кассия, проговорил он, - и Брут мертвы, пусть даже они оба пали не от моей руки. Мы с тобой живы. И я не собираюсь тратить время на бесплодные сожаления..., - Марк потянулся к Зене, и она с удовольствием ответила на поцелуй. Не так много времени им удалось провести наедине - со всеми дворцовыми хлопотами, выздоровлением Антония, письмами и встречами - но сейчас появилась возможность его наверстать.
- Мы можем позвать слуг, и нам принесут целую вазу инжира. Хочешь? - мурлыкнула Зена, снова приникая к губам Марка. - И, боги всевышние, я же так и не рассказала тебе о растениях в саду! - зря она учила названия, что ли?!

Блистать познаниями в ботанике Зене точно придется в другой раз - если она вспомнит хоть одно заковыристое название из тех, что так и норовили выскользнуть из памяти: в девяти из десяти случаев воительница рассматривала природу с практической точки зрения. С какой стороны солнце, где устроить привал, как перейти реку вброд - это волновало ее больше ёлок, можжевельников, лиственниц и их различий (потому что ну кто придумал эти классификации?! Еще и на египетский перевел!). Строго говоря, пальмы она тоже отличала по плодам: кокосы - на кокосовой, бананы - на банановой, финики - на финиковой. Просто и ничего лишнего. Если бы Антоний и впрямь попросил перечень росших в садах Клеопатры деревьев, женщина придумала бы, чем его отвлечь. А тут и придумывать не пришлось - он был рад отвлечься. Зена солгала бы, сказав, что сама не рада: этого удивительного мужчины ей было мало, хотелось касаться его кожи, пить его дыхание, обнимать свободно и по-родному днем, беззащитно и доверчиво - ночью. Чувствовать, как горят от поцелуев губы, как обнаженные тела сплетаются в поединке удовольствия... Ради этого можно отложить решение, куда же плыть после коронации, - да что там, судьбы царств отложить! Ибо что есть они в сравнении с любовью, воплотившейся в мгновении настоящего?..
Платье шуршало, съезжая по плечам, ему вторила туника - Антоний тоже не обременял себя одеждой, изнывая от чужеземной жары. Воины успели изучить тела друг друга, знали, какие ласки заводят каждого; вот и сейчас руки не глядя нашли знакомые изгибы, повторили их, двинулись дальше, дразня и распаляя. Всё было естественным и правильным и принадлежало им одним - потрясающее чувство, особенно когда любой твой поступок становится достоянием общественности. Зена не была политиком и не состояла в сенате, но ее многие знали в лицо, еще больше - по слухам. Крайне сложно утаить от лишних глаз и ушей что-то, чем мечтаешь насладиться в одиночку. А здесь, в чужой стране, где никому нет дела до римского полководца и Королевы Воинов, пока они не нарушают законы и традиции, возникло то, чему вряд ли суждено было возникнуть в Греции или Риме. Тем ценнее каждая минута, проведенная в обществе Антония. Тем волшебнее ощущение абсолютного доверия к человеку, перед которым не страшно раскрыться полностью. Марк - её чудо, её надежда. Её счастье...

Ночь пролетела быстро, но дефицит сна с лихвой компенсировался отличным настроением. Полная сил, Зена облачилась в свой привычный костюм, который успели почистить и даже заменить несколько пришедших в негодность заклёпок. Сверкали отполированные доспехи, сверкал ксифос в ножнах на спине, сверкал старинный перстень с печаткой, отданный Антонием в их первое утро во дворце да так и не затребованный обратно. Для Марка подготовили свежую тунику - белоснежную, как александрийский мрамор, с ярко-алыми вертикальными полосами. К ней прилагалась цельнолитая лорика, также вычищенная до блеска, новые сандалии из черной кожи и роскошный синий плащ с золотой окантовкой. Слуги заранее сняли мерки с Антония, чтобы одежда была удобной, но сделали выбор в пользу синего, а не традиционного красного - цвета Рима. Впрочем, Марк выглядел великолепно в любом наряде: высокий, загорелый, с уверенным взглядом карих глаз, которые - Зена знала - умели смотреть с теплом и обезоруживающей нежностью. Улыбнувшись ему и вспомнив особенно волнующие моменты минувшей ночи, воительница зашнуровала наруч и повесила на пояс шакрам - они были готовы к отплытию.
Пристань заполнил народ - все хотели посмотреть на царскую ладью с двумя правительницами Египта: прежней и нынешней. Коронация была лишь формальностью: Арсиноя уже приняла бразды правления и вовсю раздавала распоряжения. Зене она понравилась: из умной и энергичной молодой женщины выйдет хорошая царица. Поднявшись на борт ладьи в сопровождении слуг и малыша-Цезариона, сестра Клеопатры приветственно помахала подданным, следом по сходням двинулись Марк с Зеной - почетные гости Египта. Им тоже досталась часть радости александрийцев. Дальше последовали жрецы, охрана, слуги... ладья всё глубже погружалась в воды Нила, когда под торжественные звуки флейт и барабанов рабы внесли носилки с забальзамированным телом дочери Птолемея. Верховный жрец произнес сопутствующий случаю текст, и судно медленно отчалило от берега. Им предстояло пройти на веслах дельту Нила и идти вверх по течению, минуя Гизы и Гелиополис. Весь путь должен был занять около трех дней, о чем Зена и сообщила Марку.
- Мне раньше как-то не доводилось забираться так далеко на юг, - проговорил он, оглядывая маяк, вновь сиявший каждую ночь в помощь кораблям, - но я слышал, что в здешних водах водятся крокодилы, а они хоть и считаются священными, но все же в пасть им лучше не попадаться. Ты когда-нибудь видела крокодилов?
- Издали, - подумав, ответила гречанка. - Может, это и не крокодилы были вовсе, а бревна. Как думаешь, откуда они появились? Они ведь похожи на ящериц, только больше и с зубами..., - когда Александрия осталась позади, пассажиры заметно расслабились и разбрелись по разным уголкам ладьи. Птолемей-Цезарион, сын Цезаря и Клеопатры, уже познакомился с воинами за то время, что они гостили во дворце, и сейчас подбежал к Зене показать ей кабошон из бирюзы размером с куриное яйцо, затем умчался опять. - Похож на Гая Юлия, - заметила она. - Он знал о сыне? Видел его?

- Все у этих египтян не по-людски! Ни одного нормального божества, у каждого первого или птичья голова, или собачья, или вот... крокодилья.
- А каждый второй изрубил своего брата на куски и отправил в корзине по Нилу или вырвал ему глаза, - поддержала Зена. - Правда твоя, странно всё это. Хотя сложно не признать: зооморфные статуи впечатляют. Может, имей в наших краях боги голову свиньи или лошади, от них было бы больше толку...
- Если их боги хоть немного защищают эти края и людей, живущий на этих землях, а не только пожирают зазевавшихся растяп, так ли уж важно, как они при этом выглядят? - мудро заметил Антоний.
- Думаешь, защищают? - воительница проводила взглядом прибрежные пальмы, за которыми до горизонта простирались возделанные поля. - Ты видел вживую кого-нибудь из бессмертных?
Разговор переместился на Цезаря, и Зена не могла не вспомнить их первую встречу - как и с Марком, на корабле. Кто мог подумать, что именно амбициозный римлянин запустит цепь событий, приведшую Королеву Воинов туда, где она находится сейчас? Не пересекись их пути, она бы не отправилась на Восток, не встретила Борайеса, не родила Солана... Десяток разных "не", а по итогу тот, что верил в свое величие, сошел в мир иной раньше, чем те, кто о величии и не думал. На тот момент, во всяком случае.
— Даже если Цезарь и знал, мне об этом ничего не известно. Я видел его завещание, там не было ни слова об этом мальчике.
- А должно быть? Он ведь не гражданин Рима - у вас можно указывать в завещании подданных чужих земель? - наследование трона в Египте шло по женской линии, и не столь важно, кто отец Цезариона. По крови матери он - египтянин, будущий фараон-соправитель.   
- Даже если бы Цезарь официально признал его своим сыном, Рим бы это не принял, - как раз это Зене было понятно: избавившись от отца, Брут, Лонгин и остальные предатели не желали видеть у власти Цезаря-младшего. - Так что может оно и к лучшему, что про этого сорванца никто не знает. Его будущее здесь, в Египте, - Антоний пожал плечами. - Я не уверен, что смог бы защитить его в Риме. Называть себя сыном Цезаря сейчас — это все равно, что повесить мишень себе на спину, желающие ударить непременно найдутся, - озвучил он ее мысли, и воительница кивнула. С грустью в голосе Марк упомянул о собственном сыне - еще одном невинном ребенке, разлученном с отцом. Даже не будь скандала с последующим разводом, римский полководец не принадлежит себе и семье - лишь Республике, чью славу - огнем ли, мечом ли - должно разносить по самым дальним ее провинциям.
- Я понимаю, о чем ты говоришь, Марк, - Зена накрыла ладонью руку мужчины. - Мы живем в центре континента и не можем оставаться в стороне от войн и жестокостей. Ты - по праву крови, я - по убеждениям. Для нас была выбрана судьба воинов; в уплату же того, что мы приобрели, отнято счастье находиться рядом с любимыми... Наши дети взрослеют вдали от нас, и все, что нам доступно - это изредка видеть их, живущих своей жизнью. Радоваться, что они в безопасности - пусть с другими людьми. Привыкаешь - больше ничего не остается. Своего сына я уже никогда не увижу, а ты еще можешь, Марк. И обязательно увидишь. Вы будете семьей, и он с гордостью будет носить имя отца. В отличие от него, - Цезарион, утомившись от подвижных игр (в понимании взрослых это называлось "выпущенный из бездны Хаос"), сел на дощатый настил, заменявший палубу, и прислонился к невысокому борту ладьи. В самоцвете имелось отверстие - мальчик смотрел сквозь него на окружающие предметы. Увлеченный этим занятием, он не замечал движения за бортом, зато его уловил зоркий глаз воительницы.
- Мне кажется, или то дерево плывет вслед за нами против течения?... - она указала на тень в воде. - Неужели..., - не успела она договорить, как Нил распахнул свои воды, являя ошеломленным пассажирам длинную пасть, полную острых треугольных зубов, готовых вот-вот сомкнуться на голове ребенка.

А нужен ли я моему богу?
А нужен ли бог там, где я живу?..

- Что, неужели ни один из богов не заслужил ни капли твоего уважения, Зена? — поинтересовался Антоний. И верно: слова воительницы можно было истолковать как гордыню - дескать, я настолько сильна, что не нуждаюсь в вас, бессмертные! Наверное, и правда, перестала нуждаться с годами - но не потому что считала себя непобедимой-неуязвимой, а потому что мольбы ее если и были слышны пантеону, то получали совсем не тот ответ, на который она рассчитывала. Верила ли Зена в богов? В их существование - разумеется. В заинтересованность в невзгодах смертность - едва ли. Но получится ли объяснить это Марку?
- Отчего же. Я уважаю Аида и Селесту, ибо никто не относится к своим обязанностям ответственнее, чем они. Деметру, Гестию... у вас она, кажется зовется Вестой, Артемиду... Афину - исключительно за ее воинский дух. Она нередко покровительствовала тем, против кого я сражалась, но с ней можно быть уверенным в честности поединка, коли до него дойдет. Арес... с ним у нас сложные взаимоотношения на крайностях, в них чего только не было: и уважение, и ненависть..., - Зена помолчала. - Боги Греции любят спускаться с Олимпа, Марк, поэтому повстречать их нетрудно. К сожалению, большинство из них - мстительные, корыстные интриганы. Они не помогают тем, кто им поклоняется, и карают тех, кто случайно встал на пути. Много раз я видела несчастных, превращенных в коров, свиней; проклятых за то, что бессмертный обратил на них свое внимание. Ты знаешь историю Арахны? - синие глаза встретились с карими. - Дафна, Ниоба, Медуза Горгона, Ио - сотни разрушенных жизней ради прихоти. За это сложно уважать, - Зена хмыкнула. - Шокировала я тебя?
Опыт Антония отличался от опыта гречанки. Она с интересом слушала о весталках и авгурах - что-то ей было известно, что-то стало внове - и вопросы множились в ее голове.
- А как вы понимаете, что ритуал прошел успешно? - она выхватила один. - Не оскорбляет ли богов Рима потерявшийся смысл священных действий? Это ведь выглядит как действия ради действий... Тем более, ты говоришь, что знамения покупаются и продаются, - через греческих жрецов тоже текли реки денег, но религия эллинов не была настолько тесно связана с политикой, как у римлян. 
- Наверное это наивно и глупо, но иногда очень хочется верить, что когда будет очень нужно, кто-то всесильный и мудрый сможет встать у тебя за спиной и помочь там, где ты сам уже ничего не можешь сделать, - в голосе Марка зазвучала грусть, и Зена покачала головой:
- Вовсе нет. Пока человек жив, он надеется. Некоторые вещи только богам и под силу изменить.
Когда из воды вынырнул фрагмент четырехметрового чудовища, Антоний среагировал молниеносно. Он бросился к ребенку и за миг до того, как наследие Цезаря кануло в Нил, успел оттащить его в сторону. Раздался треск - разочарованный крокодил отгрыз внушительный кусок ладьи и с ним ушел на глубину, оставляя на воде круги, а в воздухе - напряжение. Секунду-другую пассажиры осознавали происходящее, а после поднялся крик. Цезарион, не осознавший, что это было, испугался суетящихся слуг и громких ругательств на греческом и египетском вперемешку и заплакал. Его осторожно забрали из рук Марка, утащили под балдахин, сунули в рот сладкий финик; кто-то упал в обморок; Арсиноя гневно высказывала слуге, не уследившему за царевичем; гребцы усиленно орудовали веслами. На земле фараонов слова не расходились с делом, поэтому провинившийся раб был тут же сброшен за борт, чтобы умилостивить речного бога.
Зена пожалела его, но больше ее занимал Антоний.
- Ты цел, Марк? - она помогла ему подняться, и хоть внешне была спокойной, рука заметно дрожала - еще свежи были воспоминания о морском сражении и его последствиях. - Не терпится тебе свидеться с Аидом. Ты мог погибнуть, - оба знали, что, находись воительница ближе к мальчику, она бы совершила тот же поступок, не задумываясь. Но поругать Антония за безрассудство стоило.